С самого рождения у него не было официального имени. Он был просто Котом ― наглым, самоуверенным, хитрым серо-коричневым Котом с длинной свалявшейся шерстью, глубокими царапинами на теле и морде, рваными ушами… Эдакий кошачий Джон Сильвер, правда, пока бегающий на своих ногах и занимающийся разбойными набегами на холодильник, не брезгующий грабежами еды, на секунду оставшейся без присмотра.
За пределами домашней обстановки он без труда подавлял любое поползновение на его права, беспощадно наказывая смельчаков, не брезгуя насилием. Он был истинным приверженцем соблюдения установленных лично собой правил, напоминая «урку со стажем»…
Он сразу пометил свою территорию, перетрахав всех кошек в округе, поэтому котята, похожие на него, в нашем микрорайоне не переводились. Всеми силами он старался удержать завоеванные позиции, и не на жизнь, а на смерть дрался с любыми «залетными» котами, пытавшимися прибрать территорию к своим рукам. Откуда у него брались силы неистово кидаться в драку за каждый «косой» взгляд, за каждое «мяу» в свою сторону ― я не пойму до сих пор!
Имя Коту дала лишь наша повзрослевшая дочь, выбравшая для него стандартное кошачье Тима, слащавое и заезженное, абсолютно не подходящее для нашего Кота.
Но даже став Тимой, он не изменился, строго разделив членов нашей семьи на «касты». К высшей касте принадлежал сам Кот и я, как равный ему, к касте «неприкасаемых» относились женщины ― он их не любил, не воспринимал и не считал достойными общения с собой. Снисходительное презрение ― вот максимум «дружеских чувств», на которых было способно его суровое, заматеревшее в амурных отношениях с районными кошками, сердце, «не знавшее слов любви».
Дочь такой расклад не тревожил, она воспринимала его, как нечто само собой разумеющееся. А с женой у него были свои счеты ― еще во время наших утех, Кот научился одним своим видом, точнее, презрительным взглядом, портить ей настроение и сводить на «нет» сексуальный голод.
Кот был существом гордым до кончика хвоста ― он никогда не просил, он отбирал и требовал. Так, например, он никогда не притрагивался к еде, которую жена клала в его миску, но, когда голод брал свое, он тупо садился перед обеденным столом на стул, демонстративно закрывал глаза и сидел в виде изваяния до тех пор, пока мы не зазеваемся. Секунда требовалась ему, чтобы вытащить из тарелки кусок мяса или колбасы, причем идентичный тому, который лежал и портился в его миске.
Получив заслуженный пинок, кот однако не обижался, а после того, как пролетев, оказывался в другом конце квартиры, поднимал хвост и с видом победителя возвращался назад, к столу, чтобы при всех съесть украденный кусок.
Наш Кот был потомком соседской кошки, родившей его в первый, как говорится, наиболее сильный, помет. Среди трех дымчато-серых мордашек он один выделялся какой-то особо наглой мордочкой и грязновато-коричневым окрасом. Он всегда был наглючим ― когда его братья и сестренки прекращали писк, добравшись до заветной сиськи, он продолжал ползать вокруг кошки, стараясь оттеснить другого котенка от соска, напрочь игнорируя оставшиеся свободными «места» кормежки.
С детства он обожал рыбу в любом виде, даже протухшие хвосты селедки были ему слаще конфеты, а за живую ― он был готов продать душу.
Его наглость стала главным фактором, помогающим добывать пищу ― он бежал к холодильнику, едва услышав звук открывающейся двери, путался под ногами и в суматохе пытался схватить то, что плохо лежит. Любой недоеденный кусок становился его добычей, где бы ни была оставлена тарелка, поэтому еда в доме никогда не оставлялась открытой.
Кстати, именно рыба могла стать причиной его ранней гибели ― как-то Кот забрался к соседям и свистнул у них огромный хвост чебака. Три кэгэ живой рыбы не съешь за раз, поэтому он каким-то чудом сумел припереть добычу домой и начал есть ее прямо в гостиной. Спеша, Кот не заметил огромную кость, проткнувшую ему трахею и пищевод. Утром я увидел его, раздутого, как рыба-шар и с кровавой пеной у рта ― воздух попадал ему не только в воздушные пути, но и под кожу, раздувая прямо на глазах.
До открытия клиники было еще часов 6, поэтому спасать животное решили сами ― обратились к соседке, до пенсии проработавшей гинекологом. Старушка оказалась не промах. Вооружившись каким-то непонятным инструментом, который, как подсказала логика, являлся ее профессиональным орудием, она попыталась подойти к коту. Он, в свою очередь, задницей почуяв неладное, начал активно обороняться. Что ж, его можно понять, возраст врача позволял утверждать, что женских влагалищ этот прибор повидал в своей жизни немало, а коту врач хотела засунуть его в рот…
Нанеся старушке несколько серьезных царапин, Кот выиграл раунд, поэтому пришлось через знакомых искать номер ветеринара, готового выполнить свой профессиональный долг раньше 12 часов.
Наша ветеринарка оказалась большим ангаром, построенным явно до революционных событий. Посреди «клиники» расположен какой-то непонятный станок, как я понял для рогатого скота, а за ширмой находится стол из нержавейки для «мелочи», такой, как коты и собаки. Сразу захотелось увидеть в этом заведении представителей Гринписа, но поскольку это единственная операционная для животных в нашем городе, выбирать не приходилось ― оставалось ждать, когда придет местный Айболит.
Ветеринаром оказалась молоденькая девушка, учившаяся в моей же школе, которая сходу заявила о том, что я переквалифицируюсь в ассистенты.
Вид Кота немного напугал ее ― он раздулся еще больше и уже не мог сам вылезти из спортивной сумки, в которой транспортировался в больницу, ее пришлось резать. Коту вкололи лекарство и, по прогнозам ветеринара, он должен был через пару минут вырубиться.
Пока она готовила «операционную», я сидел с Котом и ждал, когда он заснет, но он явно не собирался уходить в царство Морфея. Укол повторили еще дважды, прежде чем препарат сумел побороть упрямое животное, а затем его распластали на столе и намертво прикрепили к нему лапы.
Удушливый запах медкабинета вызывал тошноту, но мне пришлось стоять и держать голову Кота, пока она пинцетом доставала из горла рыбью кость. Но это был не конец ― Кота, похожего на надутую и готовую лопнуть перчатку, нужно было разрезать и зашить трахею.
Мне пришлось искать у Кота шею ― сделать это было непросто, но каким-то чудом я нащупал что-то похожее между головой и телом. Врач быстро сделала надрез, через который из кота начал быстро выходить воздух, от которого воняло рыбой. К нему добавился аромат украинского борща и котлеток с чесноком ― но это уже не выдержал я.
Затем вместе с ней мы быстро гнали воздух к разрезу ― это напоминало процесс сдутия резинового матраса, когда через маленькую дырочку необходимо было прогнать несколько десятков литров воздуха. Постепенно Кот «сдулся» и стал похожим на использованный презерватив, и я было подумал, что все позади. Но врач напомнила, что нам предстоит делать операцию.
По ощущениям, либо ветеринаром она была еще неважным, либо этот раздел медицины не сдала, но на поиски трахеи у нее ушло столько времени, сколько у юноши, занимающегося сексом в первый раз, на поиски реального клитора. Спасла нас смекалка, причем, моя ― я предложил намазать трахею мылом и найти место разрыва по пузырям, которые начнут образовываться в мыльном слое. А потом на ум пришла классика ― рассказ Булгакова о своей фельдшерской практике, когда ему пришлось искать трахею у ребенка. И я вновь выдал очередной лайф-хак, посоветовав резать глубже. А затем вновь вырвал остатки вчерашнего ужина в лоток.
Дело пошло на лад ― ветеринар нашла трахею, но тут Кот, который видно посчитал, что и так слишком долго был в отключке, начал приходить в себя… Мечась по столу, он умудрился укусить врача, каким-то чудом освободил задние лапы, скинув приготовленные лотки на пол. Далее пришел мой черед ― исцарапав до крови руки, Кот начал вставать, и неизвестно, чем бы окончилось дело, если бы девушка не пришла в себя и не вколола в животное еще пару доз лекарства.
С тех пор моя жена, любительница Стива Кинга, начала называть Кота Черч ― именно так звали кота главного героя, которого он носил на кошачье кладбище оживлять. Такое сравнение пришло ей на ум после того, как встав в три часа ночи в туалет, она увидела шатающееся тело Кота, все еще раздутое и издающее утробные каркающие звуки, ковыляющего на кухню в поисках еды.
Наевшись, это тело дошло до нас, залезло на кровать и начало ластиться ко мне ― впервые за всю нашу совместную жизненную историю. Это была благодарность, которую, наверное, не мог лучше высказать самый умный оратор. Со временем Кот пришел в себя ― он уже не надувался, хотя мяукать не может до сих пор. Кстати, остатки хвоста, которые мы впопыхах так и не убрали, Кот нашел на следующий день и… съел. То ли из прожорливости, то ли из какого-то ведомого только ему принципа. В конце-концов не зря древние говорили, что путь воина является путем смерти.